— Билли?

— Это я, — сказан он и остался на месте.

Оба стояли и смотрели друг на друга: Хейди с выражением рухнувших надежд, Билли — не испытывая вообще никаких чувств. Но видимо, что-то было в его взгляде, поскольку она воскликнула:

— Ради Бога, Билли, не смотри на меня так! Я этого не вынесу!

Он почувствовал, как внутри него рождается улыбка, словно утопленник, всплывающий на поверхность спокойного озера. Но видимо выглядела она нормально, потому что Хейди ответила робкой улыбкой. По щекам ее потекли слезы.

Тебе, Хейди, всегда ничего не стоило заплакать, подумал он.

Она стала спускаться по ступенькам. Билли бросил свою сумку и направился к ней.

— Что там можно поесть? — спросил он. — Я проголодался.

Она подала ему большой ужин: бифштекс, салат, печеная картошка, бобы и черника в сливках на десерт. Билли съел все без остатка. Хотя она ни слова не сказала, каждый ее жест, каждое движение, любой взгляд говорили об одном: Дай мне еще один шанс, Билли. Умоляю. Всего лишь второй шанс. В чем-то это показалось ему весьма забавным. Забавным — с точки зрения старого цыгана. Она перешла от отрицания какой-либо вины к принятию на себя вины за все.

Мало помалу, по мере приближения к полуночи, он почувствовал в ее жестах и движениях кое-что еще: облегчение. Она ощутила себя прощенной. Билли это вполне устраивало, потому что Хейди, решившая, что она прощена, — было как раз то, что нужно.

Она сидела напротив него, наблюдая, как он ест, иногда касаясь пальцами его истощенного лица и закуривая одну сигарету за другой. А он рассказывал ей, как гонялся за цыганами на побережье. О том, что получил фотографии от Кирка Пеншли. И о том, как настиг их в Бар Харборе.

В этом месте правда и Билли Халлек разошлись в разные стороны. Он сказал Хейди, что драматическое противостояние, на которое он надеялся и которого так опасался, состоялось. Для начала старый цыган посмеялся над ним. Они все смеялись. «Если бы я проклял тебя, ты был бы сейчас глубоко под землей», — сказал ему старый цыган. «Ты думаешь, что мы — колдуны. Все белые люди из города считают нас колдунами. Но если бы мы были ими, разве разъезжали бы в старых драндулетах, не находя себе места? Если бы мы были магами, спали бы мы на полях? Нет, белый человек из города, это не маги, это всего лишь бродячая труппа. Мы имеем дело с толстосумами, у которых денег некуда девать, а потом едем себе дальше. А теперь убирайся отсюда, пока я не прикажу тебя вытолкать этим молодым ребятам. Они знают проклятье, которое называется „проклятьем бронзового кастета“.

— Они так тебя и называли — белым человеком из города?

Он улыбнулся ей.

— Да. Именно так и называли.

Он рассказал Хейди, что вернулся в свой номер в отеле и просто оставался там последующие два дня, пребывая в столь глубокой депрессии, что едва прикасался к еде. На третий день, как раз три дня тому назад, он встал на весы в ванной и обнаружил, что прибавил в весе на три фунта. И это несмотря на то, что очень мало ел в последнее время.

— Потом я все обдумал и понял, что такое явление не менее странно, чем, скажем обжорство сопровождаемое потерей веса, продолжал он. — Когда эта идея овладела мной, я вдруг начал выкарабкиваться из той психической щели, куда сам себя загнал. Провел еще день в мотеле, — наверное, в самых напряженных раздумьях моей жизни. До меня начало доходить, что, в итоге, в клинике Глассмана врачи были правы. Даже Майкл Хаустон, при всей моей антипатии к этому прохвосту, в чем-то оказался прав.

— Билли. — Она потрогала его руку.

— Ничего, ладно. Я не собираюсь бить его по морде, когда встречу. — «Скорее всего даже угощу пирогом», подумал Билли и засмеялся.

— Поделишься шуткой? — спросила она с недоумевающей улыбкой.

— Да так, ерунда, — сказал он. — Короче, проблема состояла в том, что Хаустон, те врачи из клиники Глассмана и даже ты, Хейди, пытались затолкать мне эту идею в глотку, насильственно напичкать меня правдой. А я должен был сам до этого, дойти своим умом, понимаешь. Тут срабатывал и комплекс вины, я думаю, и сочетание параноидальных иллюзий, и самообман. Но в итоге, Хейди, я тоже оказался в чем-то прав. Пусть мои доводы были ошибочны, но в чем-то я был прав. Я говорил, что должен был снова повидаться с ним. Именно это и сработало. Хотя, по правде, и не так, как я ожидал. Он оказался поменьше ростом, чем я его помнил, носил дешевенькие часы «Таймекс», говорил с бруклинским акцентом. Такие мелочи, знаешь, более всего подействовали на разрушение заблуждений и фантазий. Все равно что услышать, как Тони Кертис говорит в том фильме об арабской империи: «А тутечки дварец мово папеньки». В итоге я позвонил и…

Часы на туалетном столике начали музыкально отбивать время.

— Ладно. Уже полночь, — сказал он. — Пошли спать. Я помогу тебе убрать посуду.

— Нет, нет, я сама, — сказала она и вдруг обняла его. — Я так рада, что ты вернулся, Билли. Отправляйся наверх. Ты, должно быть, так утомился.

— Я в порядке, ответил он. — Просто…

Он вдруг щелкнул пальцами с видом человека, вспомнившего кое-что.

— Чуть не позабыл! Я там в машине оставил одну штуку.

— Что именно? До утра подождет?

— Да, но лучше принесу сюда. — Он улыбнулся ей. — Это для тебя.

Билли вышел с тяжело бьющимся сердцем. Уронил ключи, а когда нагнулся, чтобы их подобрать, ударился головой о корпус машины. Руки так сильно дрожали, что он никак не мог сразу попасть в замочную скважину багажника.

«Что, если он все так же пульсирует вверх и вниз?» — вопрошал его рассудок. «Боже всемогущий, да она же убежит с криком, когда увидит такое!»

Он раскрыл багажник и чуть сам не вскрикнул, увидев внутри лишь домкрат и запаску. Потом вспомнил, что оставил пирог на пассажирском сиденье. Захлопнул багажник и торопливо пошел к дверце. Пирог оказался на месте, а корка его была совершенно неподвижной. Как и должно быть.

Руки перестали трястись.

Хейди стояла на пороге, наблюдая за ним. Он вернулся от машины и вручил ей пирог, все еще улыбаясь. «Передаю товар», подумал Билли. Передача товара — вот что было важным среди всего прочего. Улыбка его стала шире.

— Voila, — сказал Билли.

— О! — воскликнула она, и, наклонившись, понюхала пирог. — Клубничный! Мой любимый.

— Я знаю, — подтвердил Билли с улыбкой.

— Да еще теплый! Спасибо тебе.

— Это я возле турникета в Стратфорде остановился подзаправиться и купил там, — сказал он. — В общем, решил вот такой знак мира преподнести.

— О, Билли!.. — У нее опять на глазах навернулись слезы. Мимолетно обняла его одной рукой, балансируя на другой пирогом, как официант балансирует подносом с яствами. Когда Хейди поцеловала его, пирог качнулся, и сердце Билли на мгновение замерло.

— Осторожно! — выдохнул он и подхватил пирог, когда тот начал сползать с ее ладони.

— Ой! Я такая неуклюжая, — сказала она, смеясь и утирая слезы уголком фартука, который успела надеть. — Ты принес мой любимый пирог, а я, растяпа, чуть не уронила его тебе на туф… — Она капитулировала перед волной собственных эмоций и припала к нему, всхлипывая. Он погладил рукой ее новую короткую стрижку, держа другую руку подальше от ее тела, на случай, если она сделает резкое движение.

— Билли, как я рада, что ты дома, — всхлипывала она. — Обещаешь меня простить за то, что я сделала. У тебя нет ко мне ненависти?

— Обещаю, — ответил он мягко, поглаживая ее волосы. «Она права. Он все еще теплый». — Ладно, пошли внутрь.

На кухне она положили пирог на стол и занялась мытьем посуды.

— Хочешь съесть кусочек? — предложил Билли.

— Может быть, когда закончу мытье, — ответила она. — Ты пока сам поешь.

— Ого! После такого ужина? — Билли засмеялся.

— Тебе понадобятся все калории, какие сможешь проглотить.

— В моей гостинице уже нет места, — ответил он. — Давай вытру посуду.

— Я хочу, чтобы ты шел наверх и ложился баиньки, — сказала Хейди. — Я сейчас приду.